![](http://pics.livejournal.com/arashi_opera/pic/000r8fsh)
Знаменитый американский баритон Шеррилл Милнз в 1998 году написал книгу своих мемуаров
American Aria: Encore. Чтиво весьма занимательное, Милнз - славный американский парень с хорошим чувством юмора, дружелюбным и простым стилем изложения. Словно ты не книгу читаешь, а он напротив тебя сидит и рассказывает о своей жизни. Мило. Особенно хороши рассказы о детстве и юности Милнза, выросшего на ферме ("Я чаще пел не дома, а в сарае; друзья любили шутить о том, как моё пение влияет на удойность коров"
![;)](http://static.diary.ru/picture/1136.gif)
, и разнообразные театральные байки, которых за свою сорокалетнюю карьеру он накопил немало. С человеко-певческой точки зрения я также оценила искренность и мужество, с которыми он рассказывал о приключившихся с ним в 1981-1984 годах вокальных проблемах и их последствиях.
Хороший мужик Шеррилл Милнз, чисто по-человечески он мне понравился. Бывает так, что мемуары интересные, но с человеком, их написавшим, ты не особенно хотел бы встречаться в жизни. Здесь не так. Милнз производит впечатление умного и трудолюбивого артиста, доброго, надёжного и ответственного человека, абсолютно лишённого какого бы то ни было снобизма или заносчивости. Скорее наоборот, в глубине души он очень чувствителен.
Было забавно читать о частенько происходившей путанице с именем Милнза на ранней стадии его карьеры. По-английски имя Sherrill (данное ему родителями по
фамилии какого-то их знакомого пастора. Ох уж эти американцы...) произносится практически так же, как распространённое женское имя Cheryl. Его даже в университетском общежитии записали в женскую половину, а не в мужскую. "Я до сих пор иногда получаю корреспонденцию, адресованную "Миз Шеррилл Милнз". А когда моя жена в ресторане расплачивается кредитной карточкой, она протягивает её официанту со словами: "Это его зовут Шеррилл, а не меня. Долго объяснять."
![:)](http://static.diary.ru/picture/3.gif)
А из театральных баек моя любимая - про парижскую премьеру "Набукко", где пели Милнз, Руджеро Раймонди, Грейс Бамбри и Виорика Кортес. Сия премьера ознаменовалась просто невероятным количеством несчастных случаев и неприятных неожиданностей. Началось всё ещё на репетициях.
Про баритона, едва не ставшего сопраноСцену, где Набукко падает, сражённый молнией после того, как провозгласил себя богом, режиссёр оформил так: баритон должен был стоять на щите, который держали на плечах 4 статиста, и в момент удара молнии они резко опускали щит, чтобы Набукко мог быстро с него скатиться на пол. Милнз пишет: "Щит был очень неустойчивый, и сцену всё время отрабатывали с дублёром. Наконец решили, что я уже могу попробовать сам. То ли я был выше, чем дублёр, то ли тяжелее, то ли что, но когда пришло время наклонять щит, один парень с краю упал раньше, чем было нужно, и щит соскользнул набок, встав не параллельно полу, а перпендикулярно. Я упал прямо на него, и мои ноги оказались по обе стороны щита. Если бы щит был на полдюйма выше, или мои ноги на полдюйма короче, я бы не писал сейчас эту книгу. Или писал бы её, будучи сопрано или кастратом. Ребро щита ударило меня прямо в пах, и боль была такая, что я не могу описать это словами, по крайней мере, печатными. Я свалился на пол, скрючившись, и решил, что всё, пришёл конец моей карьере... и не только ей."
Несчастный баритон сумел кое-как встать только через десять минут, а гематома окончательно рассосалась только несколько недель спустя. К счастью, обошлось без последствий. Однако на этом история злосчастного "Набукко" не кончается.
Про древнего иудея с огнетушителемВ начале оперы, во время арии иудейского первосвященника Захарии, роль которого исполнял Руджеро Раймонди, за его спиной стояла зажжённая менора (золотой семисвечник, один из древнейших символов иудаизма). Руджеро стоял и пел, как вдруг менора вспыхнула вся целиком, и певцу оставалось только наблюдать, как она горит, и стоически продолжать свою арию. Все, кто не пел, забегали, стараясь потушить огонь подручными средствами. Зрители в зале сначала испугались, потом начали истерически ржать. Сцена тем временем шла своим чередом, и певцы в ужасе смотрели на пожар, продолжая петь. Наконец прибежал кто-то в костюме, но с огнетушителем, и потушил горящую менору. "Не самое удачное начало, мягко говоря."Затем по ходу оперы был выход Набукко на вершине "большой военной машины, напоминавшей помесь троянского коня и катапульты", в пять метров высотой, которую приводили в движение 20 статистов.
Про адскую машину"Пол декорации был составлен из нескольких платформ, между которыми был небольшой зазор. Когда статисты начали толкать машину, её передние колёса попали в зазор, и конструкция застряла. Я раскачивался на верху этой штуки, пытаясь не свалиться и одновременно сохранить вид могучего, непобедимого царя, а сам думал: "Премьера в Париже, и такая катастрофа! Весь спектакль летит к чёрту прямо у меня на глазах."
Наконец статисты привели машину в движение, но потом она наткнулась на одну из сценических колонн и застряла опять! Не обиженный ростом и сложением Милнз приложил все усилия, чтобы отпихнуть колонну в сторону, и конструкция вроде бы поехала дальше. Но затем она НЕ МОГЛА ОСТАНОВИТЬСЯ! "Когда Руджеро, стоявший спиной к залу, увидел, что машина катится прямо на него, глаза у него полезли на лоб, и он начал потихоньку отступать назад, неумолимо приближаясь к оркестровой яме. Ребята всё никак не могли её остановить, и мысленно я уже видел, как Руджеро падает в яму, эта штука валится на него, а я падаю сверху. И снова музыка не прерывалась, спектакль шёл своим чередом. Наконец ценой титанических усилий статисты всё-таки остановили эту штуковину, как раз за мгновение до того, как всё полетело бы в оркестровую яму."Но и это ещё не всё!
Про ветряные мельницы"В последней сцене появляется большой идол Ваала. Я пафосно взмахиваю рукой, и идол рассыпается: посредством Набукко сила истинного Бога уничтожает ложного идола. По моему знаку голова Ваала должна была отлететь за кулисы, ноги падали вниз, под платформы, а руки и торс разваливались, и их утягивало со сцены. При правильном освещении сцена была очень эффектная. Но в механизме что-то замкнуло. Я взмахнул рукой, грянули гром и молния, голова и ноги идола отвалились, как положено. Но торс и руки отлетели за кулисы, потом прилетели обратно, потом опять за кулисы, опять обратно... Зрители опять чуть животы не надорвали, а мы стояли и не знали, что делать: то ли тоже хохотать, то ли сделать вид, что так и надо."Милнз пишет: "Я очень жалею, что премьеру не засняли на видео. Это была бы самая невероятная коллекция оперных ляпов всех времён и народов."
Хорошо ещё, они там все живы остались... Опасное это дело - быть оперным певцом.
![:)](http://static.diary.ru/picture/3.gif)
Ещё одна офигительная история - про тенора Франко Бонисолли вообще и один спектакль "Отелло" в частности. Бонисолли был истинным тенором до мозга костей. Например, когда в Карнеги Холл он пел в "Вильгельме Телле", сначала он посреди представления ушёл со сцены, потому что, внимание, - ему не понравилось, что на сцене включён кондиционер! Затем, когда Его Величество Тенор всё же соизволили вернуться, баритон Пьеро Каппучилли получил большую овацию после своей главной арии
Resta immobile и спел арию на бис. Бонисолли решил, что он тоже непременно должен спеть на бис свою арию с кабалеттой, хотя его, в отличие от Каппуччилли, никто об этом не просил. Но он практически заставил дирижёра повторить арию, хотя зрители готовы были его растерзать уже за то, как он себя повёл раньше. Но это только начало истории.
Про Отелло и эпилептический припадокШ. Милнз: "За свою карьеру мне нередко приходилось выступать вместе с Франко, но ещё ярче, чем это представление в Карнеги Холл, мне вспоминаются два спектакля "Отелло" в Гамбурге. На репетициях Франко сказал, что консультировался с врачом по поводу обморока Отелло в конце третьего действия. Он в деталях описал, как ведёт себя эпилептик во время припадка, и заявил, что сможет воспроизвести это на сцене. Он предупредил меня, чтобы я не волновался и пел реплики Яго как обычно. <...> Я пел Яго со многими знаменитыми Отелло, и мне было очень интересно, что же намерен делать Франко. Драматически он был вполне убедителен, хотя голос его был несколько лёгок для этой роли. Наконец мы добрались до конца третьего действия, и он начал изображать свой эпилептический припадок на словах "Il fazzoletto, il fazzoletto, ah, ah!". В этот момент большинство Отелло просто падают в обморок и лежат спокойно, пока Яго поёт свои заключительные язвительные фразы, включая "Ecco il leone". Франко, однако, упав, продолжал дёргаться в конвульсиях, плевался, издавал булькающие звуки и пускал слюну изо рта до самого конца действия. Зрители, наблюдая этот так называемый реализм, начали смеяться и смеялись, пока занавес не закрылся. <...> Думаю, всем нам известно, что опера - искусство условное, и, идя на спектакль, мы всегда помним, что некоторые сценические нелепости следует прощать. Но когда твой коллега-певец использует сомнительные медицинские факты для того, чтобы усилить впечатление от своей игры, - это выглядит по меньшей мере странно. Интереснее всего в этой истории то, что я полагал, что после такой реакции публики Франко сделает выводы и в следующем спектакле сыграет сцену обморока как-нибудь иначе. Ничего подобного! Он кривлялся ещё более натуралистично, и реакция зрителей была соответствующей. Я не понимаю, как можно до такой степени не иметь сценической смекалки и здравого смысла. Он даже гордился своими медицинскими изысканиями и не обращал ни малейшего внимания на то, какое впечатление это производит на зрителей и коллег."
"Я очень жалею, что премьеру не засняли на видео. Это была бы самая невероятная коллекция оперных ляпов всех времён и народов." Да-а, я тоже жалею. Это было бы нечто неописуемое. =))
Вот, это мне всегда было интересно.) Наконец-то буду знать точно. Хотя чего-то такого чуднОго я и ожидала.
В общем,тоже хочу книгу.)
Странно, не думала, что Бонисолли такой, на слух всегда казался серьезным и вдумчивым
А "Телль" с Каппой это не та запись 84 года, где Каппа так шикарно пел бис? Хотя наверно нет, там как раз просили у тенора биса, а Бонисолли сказал, что и так ему много петь
Не, ну какое чувство юмора у Милнса, молодец