Do you feel the storm approach as the end draws near?..
Пратчетт, душка Пратчетт, автор милых, весёлых и, как правило, совершенно безобидных романов, в "Ночной страже" написал такое, чего не устыдился бы, пожалуй, и Стивен Кинг.
Но чертовски сильная штука.
High Octane Nightmare FuelВсе штаб-квартиры стражи похожи одна на другую. Каменные ступени ведут в подвалы. Ваймс пронесся вниз по ним, распахнул тяжелую дверь…
И замер.
Даже в лучшие времена камеры так не пахли. В лучшие времена даже на улице Паточной Шахты гигиена включала одно ведро на камеру, и выносили его тогда, когда Мордач считал это необходимым. Но даже в самые худшие времена от камер на улице Паточной Шахты никогда не несло кровью.
Зверь зашевелился.
В этой комнате стояло большое деревянное кресло. В этой комнате рядом с креслом висела полка. Кресло было привинчено к полу. К нему были приделаны широкие кожаные ремни. На полке лежали дубинки и молотки. Больше в комнате не было ничего.
Пол был темным и липким. Вырытый желоб шел к водостоку.
Крошечное окошко было заколочено. Свет здесь не приветствовался. И все стены, даже потолок, были обиты мешками с соломой. Мешки были даже на двери. Камеру устроили очень тщательно. Ни один звук не должен был ее покинуть.
Пара факелов лишь придавала темноте грязноватый отсвет, и ничего более.
Ваймс услышал, как за его спиной Ненсибела вырвало.
Будто бы в каком-то странном сне он прошел по комнате и наклонился, чтобы поднять что-то, мерцавшее в свете факела. Это был зуб.
Он снова встал.
Закрытая деревянная дверь вела в одну сторону подвала; с другой стороны был широкий тоннель, который почти наверняка вел к камерам. Ваймс взял факел, передал его Сэму и указал на тоннель…<...>
Направляясь к камерам, он встретил юного Сэма. Лицо парня белело во мраке.
— Нашли кого-нибудь? — спросил Ваймс.
— Ох, сержант…
— Да?
— Ох, сержант… сержант… — По лицу младшего констебля катились слезы.
Ваймс подошел к парню и поддержал его. Казалось, что в теле Сэма не осталось ни единой косточки. Он дрожал.
— Там женщина в последней камере, и она… сержант… ох, сержант…
— Постарайся дышать глубже, — проговорил Ваймс. — Не то чтобы этим воздухом можно дышать.
— А в конце есть комната, сержант… ох, сержант… Ненсибел снова упал в обморок.
— Но не ты. — Ваймс ободряюще похлопывал его по спине.
— Но там…
— Давай вытащим тех, кого сможем, ладно, парень?
— Но мы пригоняли фургон, сержант!
— Что? — переспросил Ваймс, а потом вспомнил. — О, да…
— Но мы ведь никого не сдали, парень, — добавил он. — Помнишь?
— Но я ведь и раньше ездил, сержант! Все мы! Мы просто передавали людей им и возвращались в штаб выпить какао, сержант!
— Ну, вам отдавали приказ… — сказал Ваймс, будто бы это могло помочь.
— Мы не знали!
Не совсем так, подумал Ваймс. Мы не спрашивали. Мы просто не хотели думать об этом. Люди входили в переднюю дверь, и некоторые из бедолаг выходили обратно через потайную дверь, и не всегда в одной коробке.
Они не соответствовали меркам.
Как и мы.<...>
Он знал, что увидит под темными сводами камер, но лучше от этого не становилось. Некоторые могли ходить, или, может, прыгать. Одного или двоих просто избили, но не настолько, чтобы они не слышали, что происходит у них на виду, и не пережили весь этот кошмар. Они съежились, когда открылись двери, и вскрикивали, когда он прикасался к ним. Не удивительно, что Каченс получал свои признания.
Некоторые были мертвы. Другие… ну, если они и не были мертвы, если они просто ушли куда-то в себя, то было чертовски ясно, что ничто уже не могло их вернуть. Кресло ломало их снова и снова. Ни один человек не мог бы им уже помочь.
На всякий случай, и не чувствуя никакой вины, Ваймс достал свой нож и… помог им, как смог. Никто не дернулся, никто не вздохнул.
Он поднялся на ноги, в его голове клубились черные и алые тучи.
Головореза, простого, как кулак, которому платят приличные деньги за работу, против которой он ничего не имеет, вполне можно понять. Но у Каченса были мозги…
Кто знает, какое зло таится в человеческих сердцах? <...>
Ваймс вышел навстречу раннему вечеру. Колон и остальные еще ждали; все дело заняло каких-то двадцать минут.
Капрал отдал честь, а потом сморщил нос.
— Да, от нас несет, — согласился Ваймс. Он расстегнул ремень и снял нагрудник и кольчужную рубашку. Грязь подземелья, казалось, просочилась всюду. — Ладно, — сказал он, когда ему перестало казаться, что он стоит посреди канализации, — пара человек должна быть там, у входа на склад, еще двое — сзади с дубинками, а остальные будут здесь. Как мы и договаривались, хорошо? Сначала оглушить, арестовать потом.
— Так точно, сэр. — Колон кивнул. Люди разошлись по постам.
— А теперь дай-ка мне бренди, — добавил Ваймс.
Он развернул свой платок, промокнул в спирте и привязал к горлышку бутылки. Послышался гневный ропот. Стражники увидели, как Сэм и Ненсибел выводят заключенных.
— Было хуже, — бросил Ваймс, — уж поверьте. Верхнее окно посредине, Фред.
— Так точно, сержант, — отозвался Колон, отводя взгляд от идущих мимо раненых. Он поднял арбалет и аккуратно выбил два стекла и оконную раму.
Ваймс вытащил серебряный портсигар, достал сигару, зажег ее, поднес спичку к пропитанной бренди тряпице, подождал, пока она загорится, и швырнул бутылку в окно.
Послышался звон, звук взорвавшегося спирта, и показалось быстро занявшееся пламя.

High Octane Nightmare FuelВсе штаб-квартиры стражи похожи одна на другую. Каменные ступени ведут в подвалы. Ваймс пронесся вниз по ним, распахнул тяжелую дверь…
И замер.
Даже в лучшие времена камеры так не пахли. В лучшие времена даже на улице Паточной Шахты гигиена включала одно ведро на камеру, и выносили его тогда, когда Мордач считал это необходимым. Но даже в самые худшие времена от камер на улице Паточной Шахты никогда не несло кровью.
Зверь зашевелился.
В этой комнате стояло большое деревянное кресло. В этой комнате рядом с креслом висела полка. Кресло было привинчено к полу. К нему были приделаны широкие кожаные ремни. На полке лежали дубинки и молотки. Больше в комнате не было ничего.
Пол был темным и липким. Вырытый желоб шел к водостоку.
Крошечное окошко было заколочено. Свет здесь не приветствовался. И все стены, даже потолок, были обиты мешками с соломой. Мешки были даже на двери. Камеру устроили очень тщательно. Ни один звук не должен был ее покинуть.
Пара факелов лишь придавала темноте грязноватый отсвет, и ничего более.
Ваймс услышал, как за его спиной Ненсибела вырвало.
Будто бы в каком-то странном сне он прошел по комнате и наклонился, чтобы поднять что-то, мерцавшее в свете факела. Это был зуб.
Он снова встал.
Закрытая деревянная дверь вела в одну сторону подвала; с другой стороны был широкий тоннель, который почти наверняка вел к камерам. Ваймс взял факел, передал его Сэму и указал на тоннель…<...>
Направляясь к камерам, он встретил юного Сэма. Лицо парня белело во мраке.
— Нашли кого-нибудь? — спросил Ваймс.
— Ох, сержант…
— Да?
— Ох, сержант… сержант… — По лицу младшего констебля катились слезы.
Ваймс подошел к парню и поддержал его. Казалось, что в теле Сэма не осталось ни единой косточки. Он дрожал.
— Там женщина в последней камере, и она… сержант… ох, сержант…
— Постарайся дышать глубже, — проговорил Ваймс. — Не то чтобы этим воздухом можно дышать.
— А в конце есть комната, сержант… ох, сержант… Ненсибел снова упал в обморок.
— Но не ты. — Ваймс ободряюще похлопывал его по спине.
— Но там…
— Давай вытащим тех, кого сможем, ладно, парень?
— Но мы пригоняли фургон, сержант!
— Что? — переспросил Ваймс, а потом вспомнил. — О, да…
— Но мы ведь никого не сдали, парень, — добавил он. — Помнишь?
— Но я ведь и раньше ездил, сержант! Все мы! Мы просто передавали людей им и возвращались в штаб выпить какао, сержант!
— Ну, вам отдавали приказ… — сказал Ваймс, будто бы это могло помочь.
— Мы не знали!
Не совсем так, подумал Ваймс. Мы не спрашивали. Мы просто не хотели думать об этом. Люди входили в переднюю дверь, и некоторые из бедолаг выходили обратно через потайную дверь, и не всегда в одной коробке.
Они не соответствовали меркам.
Как и мы.<...>
Он знал, что увидит под темными сводами камер, но лучше от этого не становилось. Некоторые могли ходить, или, может, прыгать. Одного или двоих просто избили, но не настолько, чтобы они не слышали, что происходит у них на виду, и не пережили весь этот кошмар. Они съежились, когда открылись двери, и вскрикивали, когда он прикасался к ним. Не удивительно, что Каченс получал свои признания.
Некоторые были мертвы. Другие… ну, если они и не были мертвы, если они просто ушли куда-то в себя, то было чертовски ясно, что ничто уже не могло их вернуть. Кресло ломало их снова и снова. Ни один человек не мог бы им уже помочь.
На всякий случай, и не чувствуя никакой вины, Ваймс достал свой нож и… помог им, как смог. Никто не дернулся, никто не вздохнул.
Он поднялся на ноги, в его голове клубились черные и алые тучи.
Головореза, простого, как кулак, которому платят приличные деньги за работу, против которой он ничего не имеет, вполне можно понять. Но у Каченса были мозги…
Кто знает, какое зло таится в человеческих сердцах? <...>
Ваймс вышел навстречу раннему вечеру. Колон и остальные еще ждали; все дело заняло каких-то двадцать минут.
Капрал отдал честь, а потом сморщил нос.
— Да, от нас несет, — согласился Ваймс. Он расстегнул ремень и снял нагрудник и кольчужную рубашку. Грязь подземелья, казалось, просочилась всюду. — Ладно, — сказал он, когда ему перестало казаться, что он стоит посреди канализации, — пара человек должна быть там, у входа на склад, еще двое — сзади с дубинками, а остальные будут здесь. Как мы и договаривались, хорошо? Сначала оглушить, арестовать потом.
— Так точно, сэр. — Колон кивнул. Люди разошлись по постам.
— А теперь дай-ка мне бренди, — добавил Ваймс.
Он развернул свой платок, промокнул в спирте и привязал к горлышку бутылки. Послышался гневный ропот. Стражники увидели, как Сэм и Ненсибел выводят заключенных.
— Было хуже, — бросил Ваймс, — уж поверьте. Верхнее окно посредине, Фред.
— Так точно, сержант, — отозвался Колон, отводя взгляд от идущих мимо раненых. Он поднял арбалет и аккуратно выбил два стекла и оконную раму.
Ваймс вытащил серебряный портсигар, достал сигару, зажег ее, поднес спичку к пропитанной бренди тряпице, подождал, пока она загорится, и швырнул бутылку в окно.
Послышался звон, звук взорвавшегося спирта, и показалось быстро занявшееся пламя.