Do you feel the storm approach as the end draws near?..
Буду потихоньку перетаскивать сюда материалы, копий которых здесь нет. И первой будет статья о румынском композиторе и певце Николае Бретане, выдающемся человеке с трагической судьбой.
Имя Николае Бретана известно мало кому из любителей музыки или даже музыковедов. Даже если какой-нибудь особенно въедливый знаток классической музыки его и слышал, то, скорее всего, в связи с формулировкой вроде "румынский национальный композитор". Композитором он, безусловно, был, но национальным ли? И только ли композитором?
очень много букв и музыкиНиколае Бретан (1887-1968) был оперным певцом, композитором, дирижёром, режиссёром, поэтом, драматическим актёром, театральным директором; словом, его деятельность охватывала практически все основные театральные специальности. Кроме того, он имел диплом юриста и, когда его семья нуждалась в деньгах, подрабатывал юридическими консультациями в сфере культуры.
Бретан был потомком старинного румынского рода, в XVII веке получившего дворянство от венгерских князей. Композитор родился в Трансильвании, регионе Восточной Европы, в разное время принадлежавшем то Австро-Венгерской империи, то Румынии, то Венгрии. Многонациональное и многоязыковое пространство, к тому же отец Бретана был гостиничным управляющим, и семья часто переезжала с места на место в зависимости от того, где работал Бретан-старший. Юный Николае ходил то в венгерскую, то в немецкую, то в румынскую школу, и, как это ни удивительно, во всех неизменно преуспевал. Он с раннего детства свободно владел всеми тремя языками Трансильвании, сочинял на них стихи и легко переводил с одного на другой (хотя румынский, венгерский и немецкий абсолютно непохожи между собой и принадлежат к разным языковым группам). На каком из языков он думал, сложно сказать, потому что даже собственное имя он подписывал то "Николае Бретан", то "Бретан Миклош", то даже "Николаус Бретан".
Ни постоянного дома, ни языка, ни страны, которую можно было бы назвать родиной. Родным языком для него стала музыка, родной страной - Liederland, "Страна песен", как позднее он называл собрание своих вокальных сочинений. Показательно, что эпиграфом к этому собранию послужило высказывание Теофиля Готье: "Мы не всегда принадлежим стране, где качалась наша колыбель, и оттого часто вынуждены искать свою настоящую родину."
Первое записанное на бумагу музыкальное сочинение Николае Бретана относится к 1900 году, когда будущему композитору было 13 лет. Но нет сомнений, что думать музыкой он начал гораздо раньше. В своей автобиографии "Моя жизнь" он пишет об одном случае, произошедшем с ним в пятилетнем возрасте:
Бабушка перекрестила меня... Словно смычок скрипки прошёлся по моему лбу и сердцу, направленный невидимой рукой в жесте благословения. <...> Моё сердце сжалось и, если бы могло, издало бы долгий, протяжный, печальный звук. Будь в доме пианино, я уверен, что его клавиши отозвались бы мелодией. Но пианино у нас не было, и я рад, что мелодия умерла во мне, потому что в то время я ещё не знал, как сделать так, чтобы она смогла полететь.*
---------------------------------------------
*Здесь и далее цит. по: H. Gagelmann (translated by B. Glass), Nicolae Bretan, his life, his music, Pendragon Press, NY, 2000.
Ясно было, что Николае Бретану суждено стать музыкантом, но его прагматично мыслящий отец не видел от музыки практической пользы и отправил сына изучать юриспруденцию. О том, что сын при тайной поддержке матери чаще сидит на занятиях в консерватории, чем в университете, Бретан-старший, конечно, не знал. Стоит отметить, что в консерватории Бретан не изучал композицию, а учился игре на скрипке и, прежде всего, вокалу - сначала в Будапеште, потом в Коложваре (совр. Клуж-Напока, Румыния). Молодой баритон также прошёл стажировку в Вене, где на прослушивании у него спросили, где он научился так хорошо владеть мецца-воче. Интересно, что, несмотря на безупречное владение этим приёмом, его названия Бретан не знал и не сразу понял, о чём спрашивают члены комиссии. (Вокальный педагог Бретана явно отдавал предпочтение практике, а не теории.)
С юриспруденцией было покончено окончательно (хотя позже Бретан всё-таки получил юридический диплом, когда потребовались иные источники дохода, кроме музыки). Николае Бретан (точнее, в данном случае Бретан Миклош) закончил Королевскую академию музыки в Будапеште, будучи лучшим студентом и живой достопримечательностью курса, так как был не только прекрасным певцом и победителем музыкальных конкурсов, но и сочинял стихи, которые охотно публиковали в журналах.
Свою профессиональную карьеру молодой певец начал в оперном театре Братиславы (теперешняя Словакия). Репертуар его включал Феррандо ("Трубадур" ), Жермона-старшего, Риголетто, Ренато ("Бал-маскарад" ), Базилио ("Севильский цирюльник" ), Лотарио ("Миньон" Тома), а позже - главную партию в "Летучем Голландце". Такой набор ролей (которые в наше время не поручают одному и тому же певцу) позволяет заключить, что голос Бретана по современной классификации был скорее басом-баритоном, чем баритоном. Дебютировал он в роли Феррандо, второй его партией стал Жермон, и в этой роли 26-летний певец имел такой успех, что на каждом спектакле арию Di Provenza il mar требовали на бис.
В 1914 году началась Первая мировая война. Военная служба Бретану не угрожала по причине его близорукости, но его контракт с братиславским театром был аннулирован. Впрочем, он быстро нашёл новую работу в г. Надь-Варад (совр. Орадя, Румыния). В том же году он встретил свою будущую жену, с которой проживёт более пятидесяти лет: пианистку Нору Ошват, венгерскую еврейку. Они поженились 15 июня 1915 года и заключение брачного союза отметили серией совместных концертов.
В Надь-Вараде Бретану приходилось чаще петь оперетту, чем оперу, от чего он был далеко не в восторге. Но две новые оперные роли вошли в его репертуар: Шарплесс ("Мадам Баттерфляй"
и четыре злодея в "Сказках Гофмана", часто считающиеся одной ролью. Наибольший успех ждал Бретана именно в "Сказках". Критики единогласно превозносили его выступление и писали, что более великолепного Миракля им видеть не доводилось. Но увы, оперетта выпадала на его долю чаще. Из своих прежних ролей он пел только Жермона, представлявшего приятное разнообразие среди бесчисленных оперетт Легара, Кальмана и лишь изредка - Штрауса. Любопытно, что Бретану приходилось играть и в драматических спектаклях театра, и "Дама с камелиями" входила в его репертуар. Так что он был, наверное, единственным в истории артистом, кому случалось исполнять роль Жоржа Жермона как на оперной, так и на драматической сцене.
Для своих более поздних интерпретаций этой роли Бретан нашёл интересный аспект, до него никем не применявшийся (а на современной сцене иногда встречающийся). Он изображал Жермона-старшего не стариком, а зрелым мужчиной, что вполне оправдано, т. к. Альфред, его сын, ещё совсем молод. В исполнении Бретана Жермон сам был неравнодушен к любовнице сына, так что, требуя от Виолетты расстаться с Альфредом, он руководствовался не только и не столько соображениями нравственности. Это придавало дополнительное измерение драматической коллизии "Травиаты".
Бесконечные оперетты в конце концов окончательно надоели певцу, и он обратился в Союз артистов с просьбой найти ему другое место. Его заинтересовало предложение Венгерского национального театра в Коложваре (Клуже). Однако опера в Надь-Вараде не желала расставаться со своим ведущим баритоном, и директора обоих театров конфликтовали почти год, пока, наконец, комитет Союза артистов не принял решение в пользу Бретана.
Приехав в Коложвар в начале осени 1917 года, Бретан практически без репетиций спел сначала Жермона, потом Шарплесса, четырёх злодеев в "Сказках", Лотарио в "Миньон", Эскамильо в "Кармен" и Тонио в "Паяцах". Между премьерами проходило всего 4-6 дней. Недолгое время спустя в его репертуар вошли Ренато, Марсель ("Богема" и другие партии. Нагрузка была адская, но тридцатилетний певец не только блестяще справлялся со всеми ролями, но и быстро сделался любимцем публики и критиков. Каждое его выступление, каждая новая роль делали его звездой вечера, что для баритона, скажем прямо, не так-то легко. В 1918 году к его репертуару прибавились Меркуцио в "Ромео и Джульетте" Гуно, Скарпиа в "Тоске" и Альфио в "Сельской чести".
Без записей, по одним лишь впечатлениям современников, трудно судить о том, каким певцом был Бретан. Но об одном можно говорить с уверенностью: когда бы Николае Бретан ни вступал на сцену, во всех своих ролях он был событием вечера, даже когда много лет спустя, уже будучи директором театра, подменял внезапно заболевших коллег. В рецензиях нередко писали, что своим вокальным мастерством, выразительностью и сценическим присутствием он невольно "отодвигал" в тень всех прочих исполнителей и был главной движущей силой спектакля.
Как певец-актёр Николае Бретан также славился тем, что для многих своих ролей умел найти неожиданную интерпретацию, нюанс, заставлявший взглянуть на этого персонажа по-новому. О Жорже Жермоне уже было сказано, но его образ Скарпиа тоже произвёл сенсацию, когда публика увидела его впервые. В финале 2 действия "Тоски" Скарпиа, как известно, получает от Тоски смертельный удар ножом и, некоторое время помучившись, испускает дух. Бретан сумел сделать так, что, умирая, Скарпиа любил Тоску, потому что в момент удара ножом эта женщина доказала свою внутреннюю силу и способность на подвиг во имя любви, пусть даже эта любовь была не к нему. И Скарпиа впервые увидел её другими глазами, глазами не просто эгоистичного желания, а искренней, настоящей любви. И, уже умирая у её ног, он взывал о помощи не абстрактно, а к ней, к той, кого любил. Да, понимаю, просто из слов поверить в такое трудно, а увидеть мы не можем, но Бретан сделал так - и у него получилось.
Необычной, но в чём-то похожей была и его интерпретация роли доктора Миракля из "Сказок Гофмана". Миракль доводит героиню, Антонию, до смерти, заставляя её петь, хотя здоровье не позволяет ей это делать. Корень ненависти лежит в любви: Миракль, желая убить Антонию, делал это потому, что любил её и ревновал к поэту Гофману. И в роли Скарпиа, и в роли Миракля Бретан раскрывал в своих героях человеческое начало, ту искру любви, которая возжигает ненависть.
Ещё одной его ролью, совсем не похожей на две предыдущие, но не менее успешной, был Мефистофель в "Фаусте" Гуно. Здесь принцип был обратный: Мефистофель - само воплощение зла, в нём нет ничего человеческого, и именно это является ключом к роли. В партии Мефистофеля Бретан имел огромный успех и неизменно получал овацию на каждом спектакле.
Ено Янович (Jenő Janovicz), директор Венгерской национальной оперы, был выдающимся театральным деятелем своего времени и часто приглашал в свой театр известных зарубежных певцов, в том числе из Вены, Гамбурга, Стокгольма, Берлина. И нередко после их выступлений критики отмечали, что Николае Бретан был единственным местным певцом, ни в чём не уступавшим заезжим "звёздам". Сами же зарубежные певцы порой говорили Бретану, что он зря остаётся в одном театре, когда его могла бы ждать блестящая международная карьера. В середине 20-х знаменитый болгарский тенор Петр Райчев, солист Парижской оперы, безуспешно пытался переманить Бретана в Париж, уверенный, что этот певец произведёт в Европе сенсацию. Другой известный на всю Европу тенор, Кальман Патаки, тоже убеждал Бретана задуматься о своей карьере. Тщетно: Бретан любил свой театр и оставался верен ему.
Большой мир в итоге так и не узнал о певце Николае Бретане, тридцать лет проработавшем в двух оперных театрах румынского города Клуж/Коложвар. Но мир, пусть и спустя годы после того, как прах Бретана упокоился в румынской земле, узнал композитора.
Румынская национальная опера, г. Клуж
В 1919 году, когда баритон Николае Бретан успешно пел в Венгерском национальном театре в г. Клуж, бывший солист этого же театра, тенор Константин Павел, создал в том же городе второй оперный театр: Румынскую национальную оперу. Но для процветания нового театра усилий одних основателей было недостаточно. Нужен был новый человек, знающий театральный мир от и до, способный одновременно петь, дирижировать, режиссировать, а при необходимости - заменить больного коллегу в последнюю минуту. Таким человеком для Румынской оперы стал Николае Бретан. И именно он предоставил первому румынскому театру первую румынскую оперу для постановки: «Лучафэрул» - «Вечернюю Звезду».
«Вечерняя Звезда» была первой оперой Николае Бретана и первой в мире оперой, написанной на румынском языке, по одноимённой поэме Михая Эминеску. Музыку Бретан сочинял с ранней юности, и корни «Лучафэрул» лежали там же: поэтичная и грустная опера обязана своим появлением на свет истории первой любви Бретана, любви неразделённой и трагической. Как Королевна, героиня «Вечерней Звезды», предпочитает любовь земного, даже приземлённого Пажа любви небесного посланника Лучафэра (ничего общего с Люцифером, кроме этимологии имени), так и избранница Бретана вышла замуж за другого, разбив юному музыканту сердце. Но тем и отличаются великие творцы от обычных людей, что их боль обогащает мир, давая начало прекрасным творениям искусства.
Премьера «Вечерней Звезды», состоявшаяся 2 февраля 1921 года, имела оглушительный успех. Главную партию пел Константин Павел, Королевну - сопрано Илонка Левай, которая была в таком восторге от музыки, что пела, находясь на последних сроках беременности, а потом вышла петь второй спектакль всего через несколько дней после родов. Тенором, исполнявшим партию Пажа, был Траян Грозавеску, молодой талантливый певец, случайно обнаруженный среди хористов Румынской оперы, ставший одним из ведущих её солистов и трагически погибший в возрасте 31 года.
Небольшое отступление.
Судьба всех троих певцов по отношению к Николае Бретану сложилась неодинаково. Павелу было суждено стать его злейшим завистником, вставлявшим композитору палки в колёса везде, где было можно, и попортившим ему немало крови, Грозавеску же, напротив, был добрым другом Бретана, как и Илонка Левай. Павел дожил до преклонных лет, Грозавеску погиб совсем молодым, застреленный собственной ревнивой женой. Бретан, потрясённый его гибелью, произнёс в надгробной речи: "Ах, если бы только эта смерть была ненастоящей, как в последнем акте "Тоски", вместо этой суровой, неумолимой реальности! Если бы мы только могли сказать: "Твоя роль окончена, как ты замечательно сыграл! <...> Марио! Марио! Вставай, ты простудишься! Возвращайся в своё родное селение, живи своей жизнью, найди новую мать для своей маленькой дочери..." Но всё тщетно. Тщетно мы пытаемся вернуть тебя к жизни возгласами "Марио, Марио!". <...> Спи спокойно, дитя, тебе нет нужды стучать во врата бессмертия. Ты пройдёшь в них без страха, высоко подняв голову, потому что миллионы сердец просят за тебя."
Перейдя работать в Румынскую оперу, Николае Бретан не только значительно потерял в жаловании, но и сознательно пожертвовал карьерой певца, занявшись не столько пением, сколько режиссурой и прочей деятельностью на благо нового театра. Он получил позицию второго режиссёра – первым был Константин Павел, и это в последующие годы стало для Бретана источником немалых неприятностей.
Свою следующую оперу, «Голем», Николае Бретан сочинил как в угаре – всего за 10 дней. Но из-за урезанного финансирования в 1923 году её не удалось поставить. Кроме того, все три новые постановки, планировавшиеся на этот сезон, Павел забрал себе, и Бретану было практически нечего делать. Петь ему тоже давали немного. Именно в это время он, чтобы прокормить семью, снова занялся юриспруденцией.
Премьеру «Голема» осуществила не Румынская, а Венгерская опера, 23 декабря 1924 года. Бретан сам дирижировал премьерой, и успех, как и с «Вечерней Звездой», был потрясающий. Позже Бретан спел в Венгерском театре «Травиату», но больше работы для него не было. Румынская опера продолжала его игнорировать, а 1 сентября 1925 года Бретан получил письмо, уведомлявшее его о том, что театр больше в его услугах не нуждается. Так Румынская национальная опера (в основном в лице Константина Павела, конечно) отблагодарила человека, приложившего столько усилий к тому, чтобы сделать её настоящим театром, пожертвовавшего ради этого и финансовым благополучием, и карьерой.
Бретан подумывал о том, чтобы уехать за границу, но в этот момент тяжело заболел его сын. Ещё раз судьба помешала осуществиться мировой известности этого выдающегося человека.
Но в конце 1925 года произошли перемены к лучшему: ненавистник Бретана Павел покинул Румынскую оперу, и Бретана пригласили обратно. В новом сезоне он спел Руджеро в «Жидовке» Галеви и единолично поставил 4 премьеры: «Летучего Голландца», «Бал-маскарад», «Лакме» и «Фиделио». Отчасти из-за скудного финансирования, не позволявшего создавать роскошных декораций, Бретан в своих постановках впервые прибег к световой режиссуре, создавая декорации, атмосферу и подчёркивая драматические коллизии при помощи только световых эффектов - неслыханное новшество для 1926 года. Также он отличался от прочих режиссёров тем, что работал с каждым певцом индивидуально с учётом его личных особенностей. Даже для каждого хориста Бретан выстраивал собственную уникальную роль, чтобы хор на сцене был не безликой массой, а группой индивидуальностей.
Николае Бретан успешно работал в Румынской опере до 1930 года, периодически появляясь и в Венгерском театре как приглашённый певец. Но увы: в конце 1930 в театр снова явился "злой гений" Бретана, Константин Павел. «Два года ему не дают ничего ставить, не дают петь - словом, никакой работы. 130 песен, три оперы ничего не значат, да он к тому же ещё и неправильный румын, бедняга,» - так писал Бретан о себе самом в это несчастливое время. Да, написанных им опер было уже три: к «Вечерней Звезде» и «Голему» присоединился «Аральд». А сочинять песни для Бретана было всё равно что дышать.
Почему же Павел так ненавидел Бретана? Ответ прост: он завидовал этому безусловно более одарённому во всех областях человеку. Павел был хорошим певцом и неплохим режиссёром, но Николае Бретан был и певцом, и режиссёром выдающимся. К тому же именно Бретан "нашёл" молодого тенора Траяна Грозавеску, который тоже превосходил Павела как певец.
Но в какой-то степени Павела можно и поблагодарить, потому что именно в те периоды, когда он работал в театре, из-под пера Бретана, лишённого работы, выходила новая опера. Последним пребыванием Павела в Румынской опере был сезон 1933-1934. Цифры говорят сами за себя: Павел пробыл на посту режиссёра с 5 ноября 1933 по 17 апреля 1934; опера «Хория», крупнейшее произведение Николае Бретана, начата 5 ноября 1933, завершена 15 апреля 1934.
Через 24 часа после того, как Павел покинул Румынскую оперу в последний раз, для Николае Бретана началась полоса успеха. Он поставил в театре 11 опер, среди них 4 мировые премьеры, включая его собственную оперу «Герои Ровине». Но самой главной премьерой в жизни композитора стало первое исполнение его оперы «Хория», состоявшееся 24 января 1937 года. Бретан был режиссёром и стоял за дирижёрским пультом.
«Хория» - единственная крупная опера Бретана, обычно писавшего одноактные. Основой для либретто послужили события в Трансильвании в 1784 году, когда крестьяне под предводительством Николае Хории восстали против угнетательской власти. Разумеется, всё кончилось трагически: восстание было подавлено, Хория казнён, с членами его семьи жестоко расправились. Хория считается национальным героем Румынии. Но не националистический "месседж" оперы интересовал композитора, а общечеловеческий. Бретану, с ранних лет одинаково близко знавшему четыре разных народа, было чуждо понятие национализма. Его Хория прежде всего человек, который не в силах смириться с тем, как невыносимо одни люди обращаются с другими, хотя все на свете люди созданы равными и одинаково заслуживают любви. Он – мученик за счастье людей, и не зря режиссёр Бретан заставил исполнителя роли Хории в одной из сцен сделать красноречивый жест: отдавая себя на суд народа, Хория говорит: «Вы меня избрали, вы и судите меня», и раскидывает руки в стороны, подобно распятому Христу.
Партия Хории написана для баритона, и предполагалось, что на премьере Бретан споёт её сам. Но если он будет петь, кто встанет за пульт дирижёра? Не раздвоишься же. В итоге дирижировал оперой всё-таки Бретан, а пел главную партию другой баритон.
После эпохального успеха «Хории», когда весь зал залился слезами, переживая за судьбу героя, Бретан спокойно работал в театре до начала Второй Мировой. В годы войны Румынская опера закрылась, но Бретан остался в занятом венграми Клуже. В марте 1944 город оккупировали немцы. Жена Бретана, Нора, была еврейкой. Её саму пощадили, но всю её семью – мать, четырёх сестёр и двух братьев – депортировали в Освенцим, где они и погибли. В 1945 Бретан напишет одноактную оперу, скорее даже, пьесу в музыке - «Таинственный Седер», посвящённую памяти его погибших родственников.
После освобождения Румынии советскими войсками Николае Бретан был избран генеральным директором вновь открытой Румынской оперы. 28 декабря 1944 года занавес театра открылся вновь с необычной программой: симфонической «Первой румынской рапсодией» Георга Энеску, одноактной драматической пьесой «Алая невеста» и одноактной оперой «Сельская честь». Режиссёром-постановщиком и исполнительницей главной роли в пьесе «Алая невеста» была дочь Бретана, Юдит, а её партнёром, исполнителем главной мужской роли – её брат Андрей.
Дети Бретана заслуживают отдельного упоминания, потому что по-своему они были не менее выдающимися личностями, чем их отец, являя собой опровержение расхожего суждения о том, что на детях гениев природа отдыхает. Оба они были выдающимися драматическими актёрами, Юдит к тому же свободно владела пятью языками (английским и французским вдобавок к трём языкам Трансильвании), а Андрей был прекрасным оперным певцом (тенором). Все трое Бретанов (их называли «тремя мушкетёрами театра») нередко играли в одном спектакле, и, судя по отзывам, стоило позавидовать тем, кто имел счастье видеть их выступления.
В 1947 году Николае Бретан был награждён орденом «За заслуги в области культуры» первой степени и избран президентом Румынско-венгерского союза. Никогда не становившийся ни на чью сторону в межнациональных конфликтах, он управлял своим театром мудро и с любовью, ценил и уважал всех своих сотрудников, и в театре его заслуженно любили. Юдит Бретан приобретала всё большую славу как драматическая актриса, выступая уже в Будапеште, Андрей с успехом пел в отцовском театре и в его операх, которые теперь не встречали препятствий к постановке. Казалось, для Николае Бретана наступило самое счастливое время…
Всё окончилось практически в одночасье, когда в 1948 году Юдит Бретан влюбилась в американца Гарри Ле Бовита, вышла за него замуж и уехала в США. Она не имела представления о том, какие последствия может иметь её брак для членов семьи, оставшихся в Румынии режима Чаушеску. Николае Бретана убеждали вступить в коммунистическую партию, чтобы доказать свою верность правительству, но он, аполитичный как всегда, наотрез отказался. «Я не служу политике, я служу только музыке,» - так он говорил ещё много лет назад, и то же мог бы повторить теперь.
Николае Бретан, первый румынский композитор, автор пяти опер, нескольких сотен песен, директор одного из лучших румынских театров, был исключён из Союза композиторов и «попрошен» с поста директора на пенсию, хотя ему был всего 61 год. Пенсию ему назначили смехотворно маленькую, произведения Бретана больше не исполнялись, а сам он был объявлен правительством персоной нон-грата.
Румыния забыла и отвергла не только своего композитора, но и певца, режиссёра, театрального деятеля. У него отобрали даже квартиру, в которой они с женой прожили столько лет, и сделали её коммунальной. Всё, что у него оставалось – старенькое пианино и музыка, жившая внутри, но больше не имевшая возможности подать голос. Двадцать лет молчания для человека, жизнью которого была музыка. Двадцать лет изгнания и забвения, завершившиеся 1 декабря 1968 года, когда Николае Бретан вернулся навеки в ту страну, откуда действительно был родом: в свою Liederland, «Страну песен».
Смерть композитора была отмечена лишь краткой заметкой в газетах. Ни некролога, ничего. На похоронах Бретана собрались те немногие, кто знал его и помнил: помимо членов семьи, это были Илонка Левай, сопрано из Венгерского театра, первая Королевна в опере «Вечерняя Звезда», и директор Венгерского театра. Из Румынской оперы не пришёл никто.
Но час земной смерти композитора стал в то же время и часом возрождения его работ. Всего через несколько месяцев, 25 марта 1969, в день рождения Бретана, в Клуже прошёл мемориальный концерт его памяти. В годовщину смерти Бретана, 1 декабря 1969, его родной город Нэсэуд тоже дал концерт и лекцию, посвящённую творчеству композитора. С тех пор песни Бретана стали входить в репертуар известных румынских певцов. Главными апологетами его творчества стали баритоны Людовик Конья (Ludovic Konya) и Дан Йордэкеску (Dan Iordăchescu), бас Йонель Пантя (Ionel Pantea), сопрано Евгения Молдавяну (Eugenia Moldaveanu), тенор Йонель Войняг (Ionel Voineag). А непревзойдённым аккомпаниатором для песен Бретана стал Фердинанд Вайс, как никто умевший передать все оттенки и полутона музыкального текста Бретана. Песни Бретана записывались на радио и концертах, а Юдит Бретан, дочь композитора, сделала очень много для популяризации музыки Бретана в США. Людовик Конья и Фердинанд Вайс дали там серию концертов, записи с которых послужили основой для выпущенных не так давно фирмой Nimbus Records сборников песен Бретана. А в 1974 году в США состоялось исполнение на радио оперы «Хория», транслировавшееся по всем штатам.
В 1980-е годы началось возрождение опер Бретана на сценах оперных театров Венгрии и Румынии. А в 1990 театр Сен-Галлен в Швейцарии поставил оперу Бретана «Голем». В 1993 году в Румынии был организован Национальный вокальный конкурс имени Николае Бретана. Имя композитора постепенно приобретало известность – и продолжает делать это сейчас. Надеюсь, что прекрасная книга Хартмута Гагельманна и моя статья, написанная на её основе, помогут этому хоть немного.
Перепечатка любой из частей только с разрешения автора.
А поскольку нельзя писать о композиторе, не предложив для ознакомления его музыку, то я предлагаю вам послушать несколько песен Николае Бретана и пролог к замечательной опере «Вечерняя Звезда», исполненный Филармоническим оркестром Молдовы с участием тенора Йонеля Войняга, главного интерпретатора партии Вечерней Звезды в 1980-90 годы, и баса Дана Занку. А также прелестную Песню Моряка из той же оперы в исполнении тенора Мариуса Будою и меццо-сопрано Елены Касян. К файлу с прологом прилагается переведённая на русский язык часть либретто.
Luceafărul - Prologue
Luceafărul - Marea-i linâ, luna-i plina (Песня Моряка). Содержание - "Светит луна, плещет волна, где любовь ждёт меня".
Всю музыку Николае Бретана, помимо её несомненной красоты, мелодичности и драматической выразительности, отличает то, что написал её певец. Композитор, который был бы в то же время певцом - явление чрезвычайно редкое, мне о других таких случаях неизвестно. И поскольку человеческий голос всегда был для Бретана главным музыкальным инструментом, он никогда не писал для него архисложных пассажей, тесситурных трудностей и прочей мишуры чисто для демонстрации вокальных возможностей.
Песни Николае Бретана в исполнении баритона Людовика Конья под аккомпанемент Фердинанда Вайса:
Октавиан Гога, "У могилы Лаэ":
Die Botschaft (Г. Гейне, "Гонец" - перевод здесь). Чисто Шуберт.
A fiam bölcsőjénél (Эндре Ади, "Над колыбелью сына"):
Песня отца своему нерождённому сыну - и, если внимательно вслушаться, сыну, который никогда не будет рождён. Хорошо отрегулируйте свои колонки/наушники: песня начинается с крещендо до f, потом резко пиано/пианиссимо, завершается ферматой на ff и снова спадом до pp. Текст, если угодно, есть здесь, но мне он говорит примерно столько же, сколько китайские иероглифы. Не знаю, переводили ли это стихотворение на русский, хотя вообще сборник Ади в СССР выходил.
Песня в исполнении меццо-сопрано Руксандры Доноз (Ruxandra Donose). "Stelele-n cer" ("Звёзды в небе"):
Песни Бретана на румынском, немецком и венгерском языках никогда не бывают похожи. Для каждого наречия - другой музыкальный язык (мне лично больше всего нравятся румынские). Но все они красивы, просты, легко запоминаются, полны тепла и искренности, и в них тоже главенствующую роль занимает голос. Вдумчивый и ненавязчивый аккомпанемент лишь подчёркивает его и указывает эмоциональное направление.
А здесь можно прочитать мой отзыв об опере Бретана "Хория".
Имя Николае Бретана известно мало кому из любителей музыки или даже музыковедов. Даже если какой-нибудь особенно въедливый знаток классической музыки его и слышал, то, скорее всего, в связи с формулировкой вроде "румынский национальный композитор". Композитором он, безусловно, был, но национальным ли? И только ли композитором?
очень много букв и музыкиНиколае Бретан (1887-1968) был оперным певцом, композитором, дирижёром, режиссёром, поэтом, драматическим актёром, театральным директором; словом, его деятельность охватывала практически все основные театральные специальности. Кроме того, он имел диплом юриста и, когда его семья нуждалась в деньгах, подрабатывал юридическими консультациями в сфере культуры.
Бретан был потомком старинного румынского рода, в XVII веке получившего дворянство от венгерских князей. Композитор родился в Трансильвании, регионе Восточной Европы, в разное время принадлежавшем то Австро-Венгерской империи, то Румынии, то Венгрии. Многонациональное и многоязыковое пространство, к тому же отец Бретана был гостиничным управляющим, и семья часто переезжала с места на место в зависимости от того, где работал Бретан-старший. Юный Николае ходил то в венгерскую, то в немецкую, то в румынскую школу, и, как это ни удивительно, во всех неизменно преуспевал. Он с раннего детства свободно владел всеми тремя языками Трансильвании, сочинял на них стихи и легко переводил с одного на другой (хотя румынский, венгерский и немецкий абсолютно непохожи между собой и принадлежат к разным языковым группам). На каком из языков он думал, сложно сказать, потому что даже собственное имя он подписывал то "Николае Бретан", то "Бретан Миклош", то даже "Николаус Бретан".
Ни постоянного дома, ни языка, ни страны, которую можно было бы назвать родиной. Родным языком для него стала музыка, родной страной - Liederland, "Страна песен", как позднее он называл собрание своих вокальных сочинений. Показательно, что эпиграфом к этому собранию послужило высказывание Теофиля Готье: "Мы не всегда принадлежим стране, где качалась наша колыбель, и оттого часто вынуждены искать свою настоящую родину."
Первое записанное на бумагу музыкальное сочинение Николае Бретана относится к 1900 году, когда будущему композитору было 13 лет. Но нет сомнений, что думать музыкой он начал гораздо раньше. В своей автобиографии "Моя жизнь" он пишет об одном случае, произошедшем с ним в пятилетнем возрасте:
Бабушка перекрестила меня... Словно смычок скрипки прошёлся по моему лбу и сердцу, направленный невидимой рукой в жесте благословения. <...> Моё сердце сжалось и, если бы могло, издало бы долгий, протяжный, печальный звук. Будь в доме пианино, я уверен, что его клавиши отозвались бы мелодией. Но пианино у нас не было, и я рад, что мелодия умерла во мне, потому что в то время я ещё не знал, как сделать так, чтобы она смогла полететь.*
---------------------------------------------
*Здесь и далее цит. по: H. Gagelmann (translated by B. Glass), Nicolae Bretan, his life, his music, Pendragon Press, NY, 2000.
Ясно было, что Николае Бретану суждено стать музыкантом, но его прагматично мыслящий отец не видел от музыки практической пользы и отправил сына изучать юриспруденцию. О том, что сын при тайной поддержке матери чаще сидит на занятиях в консерватории, чем в университете, Бретан-старший, конечно, не знал. Стоит отметить, что в консерватории Бретан не изучал композицию, а учился игре на скрипке и, прежде всего, вокалу - сначала в Будапеште, потом в Коложваре (совр. Клуж-Напока, Румыния). Молодой баритон также прошёл стажировку в Вене, где на прослушивании у него спросили, где он научился так хорошо владеть мецца-воче. Интересно, что, несмотря на безупречное владение этим приёмом, его названия Бретан не знал и не сразу понял, о чём спрашивают члены комиссии. (Вокальный педагог Бретана явно отдавал предпочтение практике, а не теории.)
С юриспруденцией было покончено окончательно (хотя позже Бретан всё-таки получил юридический диплом, когда потребовались иные источники дохода, кроме музыки). Николае Бретан (точнее, в данном случае Бретан Миклош) закончил Королевскую академию музыки в Будапеште, будучи лучшим студентом и живой достопримечательностью курса, так как был не только прекрасным певцом и победителем музыкальных конкурсов, но и сочинял стихи, которые охотно публиковали в журналах.
Свою профессиональную карьеру молодой певец начал в оперном театре Братиславы (теперешняя Словакия). Репертуар его включал Феррандо ("Трубадур" ), Жермона-старшего, Риголетто, Ренато ("Бал-маскарад" ), Базилио ("Севильский цирюльник" ), Лотарио ("Миньон" Тома), а позже - главную партию в "Летучем Голландце". Такой набор ролей (которые в наше время не поручают одному и тому же певцу) позволяет заключить, что голос Бретана по современной классификации был скорее басом-баритоном, чем баритоном. Дебютировал он в роли Феррандо, второй его партией стал Жермон, и в этой роли 26-летний певец имел такой успех, что на каждом спектакле арию Di Provenza il mar требовали на бис.
В 1914 году началась Первая мировая война. Военная служба Бретану не угрожала по причине его близорукости, но его контракт с братиславским театром был аннулирован. Впрочем, он быстро нашёл новую работу в г. Надь-Варад (совр. Орадя, Румыния). В том же году он встретил свою будущую жену, с которой проживёт более пятидесяти лет: пианистку Нору Ошват, венгерскую еврейку. Они поженились 15 июня 1915 года и заключение брачного союза отметили серией совместных концертов.
В Надь-Вараде Бретану приходилось чаще петь оперетту, чем оперу, от чего он был далеко не в восторге. Но две новые оперные роли вошли в его репертуар: Шарплесс ("Мадам Баттерфляй"
и четыре злодея в "Сказках Гофмана", часто считающиеся одной ролью. Наибольший успех ждал Бретана именно в "Сказках". Критики единогласно превозносили его выступление и писали, что более великолепного Миракля им видеть не доводилось. Но увы, оперетта выпадала на его долю чаще. Из своих прежних ролей он пел только Жермона, представлявшего приятное разнообразие среди бесчисленных оперетт Легара, Кальмана и лишь изредка - Штрауса. Любопытно, что Бретану приходилось играть и в драматических спектаклях театра, и "Дама с камелиями" входила в его репертуар. Так что он был, наверное, единственным в истории артистом, кому случалось исполнять роль Жоржа Жермона как на оперной, так и на драматической сцене.Для своих более поздних интерпретаций этой роли Бретан нашёл интересный аспект, до него никем не применявшийся (а на современной сцене иногда встречающийся). Он изображал Жермона-старшего не стариком, а зрелым мужчиной, что вполне оправдано, т. к. Альфред, его сын, ещё совсем молод. В исполнении Бретана Жермон сам был неравнодушен к любовнице сына, так что, требуя от Виолетты расстаться с Альфредом, он руководствовался не только и не столько соображениями нравственности. Это придавало дополнительное измерение драматической коллизии "Травиаты".
Бесконечные оперетты в конце концов окончательно надоели певцу, и он обратился в Союз артистов с просьбой найти ему другое место. Его заинтересовало предложение Венгерского национального театра в Коложваре (Клуже). Однако опера в Надь-Вараде не желала расставаться со своим ведущим баритоном, и директора обоих театров конфликтовали почти год, пока, наконец, комитет Союза артистов не принял решение в пользу Бретана.
Приехав в Коложвар в начале осени 1917 года, Бретан практически без репетиций спел сначала Жермона, потом Шарплесса, четырёх злодеев в "Сказках", Лотарио в "Миньон", Эскамильо в "Кармен" и Тонио в "Паяцах". Между премьерами проходило всего 4-6 дней. Недолгое время спустя в его репертуар вошли Ренато, Марсель ("Богема"
и другие партии. Нагрузка была адская, но тридцатилетний певец не только блестяще справлялся со всеми ролями, но и быстро сделался любимцем публики и критиков. Каждое его выступление, каждая новая роль делали его звездой вечера, что для баритона, скажем прямо, не так-то легко. В 1918 году к его репертуару прибавились Меркуцио в "Ромео и Джульетте" Гуно, Скарпиа в "Тоске" и Альфио в "Сельской чести".Без записей, по одним лишь впечатлениям современников, трудно судить о том, каким певцом был Бретан. Но об одном можно говорить с уверенностью: когда бы Николае Бретан ни вступал на сцену, во всех своих ролях он был событием вечера, даже когда много лет спустя, уже будучи директором театра, подменял внезапно заболевших коллег. В рецензиях нередко писали, что своим вокальным мастерством, выразительностью и сценическим присутствием он невольно "отодвигал" в тень всех прочих исполнителей и был главной движущей силой спектакля.
Как певец-актёр Николае Бретан также славился тем, что для многих своих ролей умел найти неожиданную интерпретацию, нюанс, заставлявший взглянуть на этого персонажа по-новому. О Жорже Жермоне уже было сказано, но его образ Скарпиа тоже произвёл сенсацию, когда публика увидела его впервые. В финале 2 действия "Тоски" Скарпиа, как известно, получает от Тоски смертельный удар ножом и, некоторое время помучившись, испускает дух. Бретан сумел сделать так, что, умирая, Скарпиа любил Тоску, потому что в момент удара ножом эта женщина доказала свою внутреннюю силу и способность на подвиг во имя любви, пусть даже эта любовь была не к нему. И Скарпиа впервые увидел её другими глазами, глазами не просто эгоистичного желания, а искренней, настоящей любви. И, уже умирая у её ног, он взывал о помощи не абстрактно, а к ней, к той, кого любил. Да, понимаю, просто из слов поверить в такое трудно, а увидеть мы не можем, но Бретан сделал так - и у него получилось.
Необычной, но в чём-то похожей была и его интерпретация роли доктора Миракля из "Сказок Гофмана". Миракль доводит героиню, Антонию, до смерти, заставляя её петь, хотя здоровье не позволяет ей это делать. Корень ненависти лежит в любви: Миракль, желая убить Антонию, делал это потому, что любил её и ревновал к поэту Гофману. И в роли Скарпиа, и в роли Миракля Бретан раскрывал в своих героях человеческое начало, ту искру любви, которая возжигает ненависть.
Ещё одной его ролью, совсем не похожей на две предыдущие, но не менее успешной, был Мефистофель в "Фаусте" Гуно. Здесь принцип был обратный: Мефистофель - само воплощение зла, в нём нет ничего человеческого, и именно это является ключом к роли. В партии Мефистофеля Бретан имел огромный успех и неизменно получал овацию на каждом спектакле.
Ено Янович (Jenő Janovicz), директор Венгерской национальной оперы, был выдающимся театральным деятелем своего времени и часто приглашал в свой театр известных зарубежных певцов, в том числе из Вены, Гамбурга, Стокгольма, Берлина. И нередко после их выступлений критики отмечали, что Николае Бретан был единственным местным певцом, ни в чём не уступавшим заезжим "звёздам". Сами же зарубежные певцы порой говорили Бретану, что он зря остаётся в одном театре, когда его могла бы ждать блестящая международная карьера. В середине 20-х знаменитый болгарский тенор Петр Райчев, солист Парижской оперы, безуспешно пытался переманить Бретана в Париж, уверенный, что этот певец произведёт в Европе сенсацию. Другой известный на всю Европу тенор, Кальман Патаки, тоже убеждал Бретана задуматься о своей карьере. Тщетно: Бретан любил свой театр и оставался верен ему.
Большой мир в итоге так и не узнал о певце Николае Бретане, тридцать лет проработавшем в двух оперных театрах румынского города Клуж/Коложвар. Но мир, пусть и спустя годы после того, как прах Бретана упокоился в румынской земле, узнал композитора.
Румынская национальная опера, г. Клуж
В 1919 году, когда баритон Николае Бретан успешно пел в Венгерском национальном театре в г. Клуж, бывший солист этого же театра, тенор Константин Павел, создал в том же городе второй оперный театр: Румынскую национальную оперу. Но для процветания нового театра усилий одних основателей было недостаточно. Нужен был новый человек, знающий театральный мир от и до, способный одновременно петь, дирижировать, режиссировать, а при необходимости - заменить больного коллегу в последнюю минуту. Таким человеком для Румынской оперы стал Николае Бретан. И именно он предоставил первому румынскому театру первую румынскую оперу для постановки: «Лучафэрул» - «Вечернюю Звезду».
«Вечерняя Звезда» была первой оперой Николае Бретана и первой в мире оперой, написанной на румынском языке, по одноимённой поэме Михая Эминеску. Музыку Бретан сочинял с ранней юности, и корни «Лучафэрул» лежали там же: поэтичная и грустная опера обязана своим появлением на свет истории первой любви Бретана, любви неразделённой и трагической. Как Королевна, героиня «Вечерней Звезды», предпочитает любовь земного, даже приземлённого Пажа любви небесного посланника Лучафэра (ничего общего с Люцифером, кроме этимологии имени), так и избранница Бретана вышла замуж за другого, разбив юному музыканту сердце. Но тем и отличаются великие творцы от обычных людей, что их боль обогащает мир, давая начало прекрасным творениям искусства.
Премьера «Вечерней Звезды», состоявшаяся 2 февраля 1921 года, имела оглушительный успех. Главную партию пел Константин Павел, Королевну - сопрано Илонка Левай, которая была в таком восторге от музыки, что пела, находясь на последних сроках беременности, а потом вышла петь второй спектакль всего через несколько дней после родов. Тенором, исполнявшим партию Пажа, был Траян Грозавеску, молодой талантливый певец, случайно обнаруженный среди хористов Румынской оперы, ставший одним из ведущих её солистов и трагически погибший в возрасте 31 года.
Небольшое отступление.
Судьба всех троих певцов по отношению к Николае Бретану сложилась неодинаково. Павелу было суждено стать его злейшим завистником, вставлявшим композитору палки в колёса везде, где было можно, и попортившим ему немало крови, Грозавеску же, напротив, был добрым другом Бретана, как и Илонка Левай. Павел дожил до преклонных лет, Грозавеску погиб совсем молодым, застреленный собственной ревнивой женой. Бретан, потрясённый его гибелью, произнёс в надгробной речи: "Ах, если бы только эта смерть была ненастоящей, как в последнем акте "Тоски", вместо этой суровой, неумолимой реальности! Если бы мы только могли сказать: "Твоя роль окончена, как ты замечательно сыграл! <...> Марио! Марио! Вставай, ты простудишься! Возвращайся в своё родное селение, живи своей жизнью, найди новую мать для своей маленькой дочери..." Но всё тщетно. Тщетно мы пытаемся вернуть тебя к жизни возгласами "Марио, Марио!". <...> Спи спокойно, дитя, тебе нет нужды стучать во врата бессмертия. Ты пройдёшь в них без страха, высоко подняв голову, потому что миллионы сердец просят за тебя."
Перейдя работать в Румынскую оперу, Николае Бретан не только значительно потерял в жаловании, но и сознательно пожертвовал карьерой певца, занявшись не столько пением, сколько режиссурой и прочей деятельностью на благо нового театра. Он получил позицию второго режиссёра – первым был Константин Павел, и это в последующие годы стало для Бретана источником немалых неприятностей.
Свою следующую оперу, «Голем», Николае Бретан сочинил как в угаре – всего за 10 дней. Но из-за урезанного финансирования в 1923 году её не удалось поставить. Кроме того, все три новые постановки, планировавшиеся на этот сезон, Павел забрал себе, и Бретану было практически нечего делать. Петь ему тоже давали немного. Именно в это время он, чтобы прокормить семью, снова занялся юриспруденцией.
Премьеру «Голема» осуществила не Румынская, а Венгерская опера, 23 декабря 1924 года. Бретан сам дирижировал премьерой, и успех, как и с «Вечерней Звездой», был потрясающий. Позже Бретан спел в Венгерском театре «Травиату», но больше работы для него не было. Румынская опера продолжала его игнорировать, а 1 сентября 1925 года Бретан получил письмо, уведомлявшее его о том, что театр больше в его услугах не нуждается. Так Румынская национальная опера (в основном в лице Константина Павела, конечно) отблагодарила человека, приложившего столько усилий к тому, чтобы сделать её настоящим театром, пожертвовавшего ради этого и финансовым благополучием, и карьерой.
Бретан подумывал о том, чтобы уехать за границу, но в этот момент тяжело заболел его сын. Ещё раз судьба помешала осуществиться мировой известности этого выдающегося человека.
Но в конце 1925 года произошли перемены к лучшему: ненавистник Бретана Павел покинул Румынскую оперу, и Бретана пригласили обратно. В новом сезоне он спел Руджеро в «Жидовке» Галеви и единолично поставил 4 премьеры: «Летучего Голландца», «Бал-маскарад», «Лакме» и «Фиделио». Отчасти из-за скудного финансирования, не позволявшего создавать роскошных декораций, Бретан в своих постановках впервые прибег к световой режиссуре, создавая декорации, атмосферу и подчёркивая драматические коллизии при помощи только световых эффектов - неслыханное новшество для 1926 года. Также он отличался от прочих режиссёров тем, что работал с каждым певцом индивидуально с учётом его личных особенностей. Даже для каждого хориста Бретан выстраивал собственную уникальную роль, чтобы хор на сцене был не безликой массой, а группой индивидуальностей.
Николае Бретан успешно работал в Румынской опере до 1930 года, периодически появляясь и в Венгерском театре как приглашённый певец. Но увы: в конце 1930 в театр снова явился "злой гений" Бретана, Константин Павел. «Два года ему не дают ничего ставить, не дают петь - словом, никакой работы. 130 песен, три оперы ничего не значат, да он к тому же ещё и неправильный румын, бедняга,» - так писал Бретан о себе самом в это несчастливое время. Да, написанных им опер было уже три: к «Вечерней Звезде» и «Голему» присоединился «Аральд». А сочинять песни для Бретана было всё равно что дышать.
Почему же Павел так ненавидел Бретана? Ответ прост: он завидовал этому безусловно более одарённому во всех областях человеку. Павел был хорошим певцом и неплохим режиссёром, но Николае Бретан был и певцом, и режиссёром выдающимся. К тому же именно Бретан "нашёл" молодого тенора Траяна Грозавеску, который тоже превосходил Павела как певец.
Но в какой-то степени Павела можно и поблагодарить, потому что именно в те периоды, когда он работал в театре, из-под пера Бретана, лишённого работы, выходила новая опера. Последним пребыванием Павела в Румынской опере был сезон 1933-1934. Цифры говорят сами за себя: Павел пробыл на посту режиссёра с 5 ноября 1933 по 17 апреля 1934; опера «Хория», крупнейшее произведение Николае Бретана, начата 5 ноября 1933, завершена 15 апреля 1934.
Через 24 часа после того, как Павел покинул Румынскую оперу в последний раз, для Николае Бретана началась полоса успеха. Он поставил в театре 11 опер, среди них 4 мировые премьеры, включая его собственную оперу «Герои Ровине». Но самой главной премьерой в жизни композитора стало первое исполнение его оперы «Хория», состоявшееся 24 января 1937 года. Бретан был режиссёром и стоял за дирижёрским пультом.
«Хория» - единственная крупная опера Бретана, обычно писавшего одноактные. Основой для либретто послужили события в Трансильвании в 1784 году, когда крестьяне под предводительством Николае Хории восстали против угнетательской власти. Разумеется, всё кончилось трагически: восстание было подавлено, Хория казнён, с членами его семьи жестоко расправились. Хория считается национальным героем Румынии. Но не националистический "месседж" оперы интересовал композитора, а общечеловеческий. Бретану, с ранних лет одинаково близко знавшему четыре разных народа, было чуждо понятие национализма. Его Хория прежде всего человек, который не в силах смириться с тем, как невыносимо одни люди обращаются с другими, хотя все на свете люди созданы равными и одинаково заслуживают любви. Он – мученик за счастье людей, и не зря режиссёр Бретан заставил исполнителя роли Хории в одной из сцен сделать красноречивый жест: отдавая себя на суд народа, Хория говорит: «Вы меня избрали, вы и судите меня», и раскидывает руки в стороны, подобно распятому Христу.
Партия Хории написана для баритона, и предполагалось, что на премьере Бретан споёт её сам. Но если он будет петь, кто встанет за пульт дирижёра? Не раздвоишься же. В итоге дирижировал оперой всё-таки Бретан, а пел главную партию другой баритон.
После эпохального успеха «Хории», когда весь зал залился слезами, переживая за судьбу героя, Бретан спокойно работал в театре до начала Второй Мировой. В годы войны Румынская опера закрылась, но Бретан остался в занятом венграми Клуже. В марте 1944 город оккупировали немцы. Жена Бретана, Нора, была еврейкой. Её саму пощадили, но всю её семью – мать, четырёх сестёр и двух братьев – депортировали в Освенцим, где они и погибли. В 1945 Бретан напишет одноактную оперу, скорее даже, пьесу в музыке - «Таинственный Седер», посвящённую памяти его погибших родственников.
После освобождения Румынии советскими войсками Николае Бретан был избран генеральным директором вновь открытой Румынской оперы. 28 декабря 1944 года занавес театра открылся вновь с необычной программой: симфонической «Первой румынской рапсодией» Георга Энеску, одноактной драматической пьесой «Алая невеста» и одноактной оперой «Сельская честь». Режиссёром-постановщиком и исполнительницей главной роли в пьесе «Алая невеста» была дочь Бретана, Юдит, а её партнёром, исполнителем главной мужской роли – её брат Андрей.
Дети Бретана заслуживают отдельного упоминания, потому что по-своему они были не менее выдающимися личностями, чем их отец, являя собой опровержение расхожего суждения о том, что на детях гениев природа отдыхает. Оба они были выдающимися драматическими актёрами, Юдит к тому же свободно владела пятью языками (английским и французским вдобавок к трём языкам Трансильвании), а Андрей был прекрасным оперным певцом (тенором). Все трое Бретанов (их называли «тремя мушкетёрами театра») нередко играли в одном спектакле, и, судя по отзывам, стоило позавидовать тем, кто имел счастье видеть их выступления.
В 1947 году Николае Бретан был награждён орденом «За заслуги в области культуры» первой степени и избран президентом Румынско-венгерского союза. Никогда не становившийся ни на чью сторону в межнациональных конфликтах, он управлял своим театром мудро и с любовью, ценил и уважал всех своих сотрудников, и в театре его заслуженно любили. Юдит Бретан приобретала всё большую славу как драматическая актриса, выступая уже в Будапеште, Андрей с успехом пел в отцовском театре и в его операх, которые теперь не встречали препятствий к постановке. Казалось, для Николае Бретана наступило самое счастливое время…
Всё окончилось практически в одночасье, когда в 1948 году Юдит Бретан влюбилась в американца Гарри Ле Бовита, вышла за него замуж и уехала в США. Она не имела представления о том, какие последствия может иметь её брак для членов семьи, оставшихся в Румынии режима Чаушеску. Николае Бретана убеждали вступить в коммунистическую партию, чтобы доказать свою верность правительству, но он, аполитичный как всегда, наотрез отказался. «Я не служу политике, я служу только музыке,» - так он говорил ещё много лет назад, и то же мог бы повторить теперь.
Николае Бретан, первый румынский композитор, автор пяти опер, нескольких сотен песен, директор одного из лучших румынских театров, был исключён из Союза композиторов и «попрошен» с поста директора на пенсию, хотя ему был всего 61 год. Пенсию ему назначили смехотворно маленькую, произведения Бретана больше не исполнялись, а сам он был объявлен правительством персоной нон-грата.
Румыния забыла и отвергла не только своего композитора, но и певца, режиссёра, театрального деятеля. У него отобрали даже квартиру, в которой они с женой прожили столько лет, и сделали её коммунальной. Всё, что у него оставалось – старенькое пианино и музыка, жившая внутри, но больше не имевшая возможности подать голос. Двадцать лет молчания для человека, жизнью которого была музыка. Двадцать лет изгнания и забвения, завершившиеся 1 декабря 1968 года, когда Николае Бретан вернулся навеки в ту страну, откуда действительно был родом: в свою Liederland, «Страну песен».
Смерть композитора была отмечена лишь краткой заметкой в газетах. Ни некролога, ничего. На похоронах Бретана собрались те немногие, кто знал его и помнил: помимо членов семьи, это были Илонка Левай, сопрано из Венгерского театра, первая Королевна в опере «Вечерняя Звезда», и директор Венгерского театра. Из Румынской оперы не пришёл никто.
Но час земной смерти композитора стал в то же время и часом возрождения его работ. Всего через несколько месяцев, 25 марта 1969, в день рождения Бретана, в Клуже прошёл мемориальный концерт его памяти. В годовщину смерти Бретана, 1 декабря 1969, его родной город Нэсэуд тоже дал концерт и лекцию, посвящённую творчеству композитора. С тех пор песни Бретана стали входить в репертуар известных румынских певцов. Главными апологетами его творчества стали баритоны Людовик Конья (Ludovic Konya) и Дан Йордэкеску (Dan Iordăchescu), бас Йонель Пантя (Ionel Pantea), сопрано Евгения Молдавяну (Eugenia Moldaveanu), тенор Йонель Войняг (Ionel Voineag). А непревзойдённым аккомпаниатором для песен Бретана стал Фердинанд Вайс, как никто умевший передать все оттенки и полутона музыкального текста Бретана. Песни Бретана записывались на радио и концертах, а Юдит Бретан, дочь композитора, сделала очень много для популяризации музыки Бретана в США. Людовик Конья и Фердинанд Вайс дали там серию концертов, записи с которых послужили основой для выпущенных не так давно фирмой Nimbus Records сборников песен Бретана. А в 1974 году в США состоялось исполнение на радио оперы «Хория», транслировавшееся по всем штатам.
В 1980-е годы началось возрождение опер Бретана на сценах оперных театров Венгрии и Румынии. А в 1990 театр Сен-Галлен в Швейцарии поставил оперу Бретана «Голем». В 1993 году в Румынии был организован Национальный вокальный конкурс имени Николае Бретана. Имя композитора постепенно приобретало известность – и продолжает делать это сейчас. Надеюсь, что прекрасная книга Хартмута Гагельманна и моя статья, написанная на её основе, помогут этому хоть немного.
Перепечатка любой из частей только с разрешения автора.
А поскольку нельзя писать о композиторе, не предложив для ознакомления его музыку, то я предлагаю вам послушать несколько песен Николае Бретана и пролог к замечательной опере «Вечерняя Звезда», исполненный Филармоническим оркестром Молдовы с участием тенора Йонеля Войняга, главного интерпретатора партии Вечерней Звезды в 1980-90 годы, и баса Дана Занку. А также прелестную Песню Моряка из той же оперы в исполнении тенора Мариуса Будою и меццо-сопрано Елены Касян. К файлу с прологом прилагается переведённая на русский язык часть либретто.
Luceafărul - Prologue
Luceafărul - Marea-i linâ, luna-i plina (Песня Моряка). Содержание - "Светит луна, плещет волна, где любовь ждёт меня".
Всю музыку Николае Бретана, помимо её несомненной красоты, мелодичности и драматической выразительности, отличает то, что написал её певец. Композитор, который был бы в то же время певцом - явление чрезвычайно редкое, мне о других таких случаях неизвестно. И поскольку человеческий голос всегда был для Бретана главным музыкальным инструментом, он никогда не писал для него архисложных пассажей, тесситурных трудностей и прочей мишуры чисто для демонстрации вокальных возможностей.
Песни Николае Бретана в исполнении баритона Людовика Конья под аккомпанемент Фердинанда Вайса:
Октавиан Гога, "У могилы Лаэ":
Die Botschaft (Г. Гейне, "Гонец" - перевод здесь). Чисто Шуберт.
A fiam bölcsőjénél (Эндре Ади, "Над колыбелью сына"):
Песня отца своему нерождённому сыну - и, если внимательно вслушаться, сыну, который никогда не будет рождён. Хорошо отрегулируйте свои колонки/наушники: песня начинается с крещендо до f, потом резко пиано/пианиссимо, завершается ферматой на ff и снова спадом до pp. Текст, если угодно, есть здесь, но мне он говорит примерно столько же, сколько китайские иероглифы. Не знаю, переводили ли это стихотворение на русский, хотя вообще сборник Ади в СССР выходил.
Песня в исполнении меццо-сопрано Руксандры Доноз (Ruxandra Donose). "Stelele-n cer" ("Звёзды в небе"):
Песни Бретана на румынском, немецком и венгерском языках никогда не бывают похожи. Для каждого наречия - другой музыкальный язык (мне лично больше всего нравятся румынские). Но все они красивы, просты, легко запоминаются, полны тепла и искренности, и в них тоже главенствующую роль занимает голос. Вдумчивый и ненавязчивый аккомпанемент лишь подчёркивает его и указывает эмоциональное направление.
А здесь можно прочитать мой отзыв об опере Бретана "Хория".
-
-
02.08.2011 в 14:18