Do you feel the storm approach as the end draws near?..
В последнее время на Ютубе народ выкладывает записи Басти в каких-то невероятных количествах. Причём одну и ту же запись выкладывают, как правило, два-три разных человека с разрывом в... ну, может, в неделю. Та же "Эри ту" из Флоренции 1957-го, которую вешала я, имеется ещё как минимум на двух других каналах. "Vergin tutto amor" - две копии. И одну из них я не удержусь и покажу. Ибо стоит того тысячу раз.
Итак, "Vergin tutto amor", старинный романс-молитва неаполитанского композитора XVIII в. Франческо Дуранте. На фотографиях изображена гениальная "Пьета" Микеланджело. Вслушайтесь, те, кто любит и понимает музыку, прошу вас, вслушайтесь в то, как поёт певец эту песню.
О возлюбленная Дева, Матерь милости, всеблагая Матерь, услышь, нежная Мария, голос грешника. Его горе, его стенания, его скорбные речи, да тронут они Твоё милосердное сердце, о всеблагая Матерь, возлюбленная Дева.
Вторая песня - очень популярный неаполитанский романс "Сore 'ngrato", и никто никогда не исполнял его так, как Этторе Бастьянини 23 июня 1965, когда ему оставалось жить полтора года, а петь - всего несколько коротких месяцев.
Кого ещё сознание неотвратимой близкой смерти возносило на такие высоты искусства и духа? Кто ещё добровольно приносил свою жизнь в жертву музыке? Думая об Этторе, я часто вспоминаю образ из сказки Уайльда "Соловей и роза", только сам образ, безотносительно содержания сказки:
Когда на небе засияла луна, Соловей прилетел к Розовому Кусту, сел к нему на ветку и прижался к его шипу. Всю ночь он пел, прижавшись грудью к шипу, и холодная хрустальная луна слушала, склонив свой лик. Всю ночь он пел, а шип вонзался в его грудь все глубже и глубже, и из нее по каплям сочилась тёплая кровь.
Сперва он пел о том, как прокрадывается любовь в сердце мальчика и девочки. И на Розовом Кусте, на самом верхнем побеге, начала распускаться великолепная роза. Песня за песней - лепесток за лепестком. Сперва роза была бледная, как лёгкий туман над рекою, - бледная, как стопы зари, и серебристая, как крылья рассвета. Отражение розы в серебряном зеркале, отражение розы в недвижной воде - вот какова была роза, расцветавшая на верхнем побеге Куста.
А Куст кричал Соловью, чтобы тот ещё крепче прижался к шипу.
- Крепче прижмись ко мне, милый Соловушка, не то день придёт раньше, чем заалеет роза!
Всё крепче и крепче прижимался Соловей к шипу, и песня его звучала всё громче и громче, ибо он пел о зарождении страсти в душе мужчины и девушки.
И лепестки розы окрасились нежным румянцем, как лицо жениха, когда он целует в губы свою невесту. Но шип ещё не проник в сердце Соловья, и сердце розы оставалось белым, ибо только живая кровь соловьиного сердца может обагрить сердце розы.
Опять Розовый Куст крикнул Соловью, чтобы тот крепче прижался к шипу.
- Крепче прижмись ко мне, милый Соловушка, не то день придёт раньше, чем заалеет роза!
Соловей ещё сильнее прижался к шипу, и остриё коснулось наконец его сердца, и всё тело его вдруг пронзила жестокая боль. Всё мучительнее и мучительнее становилась боль, всё громче и громче раздавалось пенье Соловья, ибо он пел о Любви, которая обретает совершенство в Смерти, о той Любви, которая не умирает в могиле.
И стала алой великолепная роза, подобно утренней заре на востоке. Алым стал её венчик, и алым, как рубин, стало её сердце.
А голос Соловья всё слабел и слабел, и вот крылышки его судорожно затрепыхались, а глазки заволокло туманом. Песня его замирала, и он чувствовал, как что-то сжимает его горло.
Но вот он испустил свою последнюю трель. Бледная луна услышала её и, забыв о рассвете, застыла на небе. Красная роза услышала её и, вся затрепетав в экстазе, раскрыла свои лепестки навстречу прохладному дуновению утра. Эхо понесло эту трель к своей багряной пещере в горах и разбудило спавших там пастухов. Трель прокатилась по речным камышам, и те отдали её морю.
- Смотри! - воскликнул Куст. - Роза стала красной! Но Соловей ничего не ответил. Он лежал мёртвый в высокой траве, и в сердце у него был острый шип.
Итак, "Vergin tutto amor", старинный романс-молитва неаполитанского композитора XVIII в. Франческо Дуранте. На фотографиях изображена гениальная "Пьета" Микеланджело. Вслушайтесь, те, кто любит и понимает музыку, прошу вас, вслушайтесь в то, как поёт певец эту песню.
О возлюбленная Дева, Матерь милости, всеблагая Матерь, услышь, нежная Мария, голос грешника. Его горе, его стенания, его скорбные речи, да тронут они Твоё милосердное сердце, о всеблагая Матерь, возлюбленная Дева.
Вторая песня - очень популярный неаполитанский романс "Сore 'ngrato", и никто никогда не исполнял его так, как Этторе Бастьянини 23 июня 1965, когда ему оставалось жить полтора года, а петь - всего несколько коротких месяцев.
Кого ещё сознание неотвратимой близкой смерти возносило на такие высоты искусства и духа? Кто ещё добровольно приносил свою жизнь в жертву музыке? Думая об Этторе, я часто вспоминаю образ из сказки Уайльда "Соловей и роза", только сам образ, безотносительно содержания сказки:
Когда на небе засияла луна, Соловей прилетел к Розовому Кусту, сел к нему на ветку и прижался к его шипу. Всю ночь он пел, прижавшись грудью к шипу, и холодная хрустальная луна слушала, склонив свой лик. Всю ночь он пел, а шип вонзался в его грудь все глубже и глубже, и из нее по каплям сочилась тёплая кровь.
Сперва он пел о том, как прокрадывается любовь в сердце мальчика и девочки. И на Розовом Кусте, на самом верхнем побеге, начала распускаться великолепная роза. Песня за песней - лепесток за лепестком. Сперва роза была бледная, как лёгкий туман над рекою, - бледная, как стопы зари, и серебристая, как крылья рассвета. Отражение розы в серебряном зеркале, отражение розы в недвижной воде - вот какова была роза, расцветавшая на верхнем побеге Куста.
А Куст кричал Соловью, чтобы тот ещё крепче прижался к шипу.
- Крепче прижмись ко мне, милый Соловушка, не то день придёт раньше, чем заалеет роза!
Всё крепче и крепче прижимался Соловей к шипу, и песня его звучала всё громче и громче, ибо он пел о зарождении страсти в душе мужчины и девушки.
И лепестки розы окрасились нежным румянцем, как лицо жениха, когда он целует в губы свою невесту. Но шип ещё не проник в сердце Соловья, и сердце розы оставалось белым, ибо только живая кровь соловьиного сердца может обагрить сердце розы.
Опять Розовый Куст крикнул Соловью, чтобы тот крепче прижался к шипу.
- Крепче прижмись ко мне, милый Соловушка, не то день придёт раньше, чем заалеет роза!
Соловей ещё сильнее прижался к шипу, и остриё коснулось наконец его сердца, и всё тело его вдруг пронзила жестокая боль. Всё мучительнее и мучительнее становилась боль, всё громче и громче раздавалось пенье Соловья, ибо он пел о Любви, которая обретает совершенство в Смерти, о той Любви, которая не умирает в могиле.
И стала алой великолепная роза, подобно утренней заре на востоке. Алым стал её венчик, и алым, как рубин, стало её сердце.
А голос Соловья всё слабел и слабел, и вот крылышки его судорожно затрепыхались, а глазки заволокло туманом. Песня его замирала, и он чувствовал, как что-то сжимает его горло.
Но вот он испустил свою последнюю трель. Бледная луна услышала её и, забыв о рассвете, застыла на небе. Красная роза услышала её и, вся затрепетав в экстазе, раскрыла свои лепестки навстречу прохладному дуновению утра. Эхо понесло эту трель к своей багряной пещере в горах и разбудило спавших там пастухов. Трель прокатилась по речным камышам, и те отдали её морю.
- Смотри! - воскликнул Куст. - Роза стала красной! Но Соловей ничего не ответил. Он лежал мёртвый в высокой траве, и в сердце у него был острый шип.
слушай, это потрясающе.
un-blanking believable.
душу рвет.
спасибо.
Уайльд - лично мое все)
не в последнюю очередь из-за великого и могучего английского, которым он офигенно владеет, и эстетство, эстетство!
Что, впрочем, не отменяет прекрасности музыки.